Забытая, но важная фигура в истории советского балета. Марат Газиев попал в один из так называемых туркменских наборов Ленинградского хореографического техникума. Война заставила прервать учебу, вернуться в Ашхабад и устроиться в оперный театр. Получить диплом 23-летний Газиев смог уже в Москве и остался служить в Музыкальном театре, где властвовал хореограф Владимир Бурмейстер.
В Перми Газиев дебютировал абстрактными работами — поставил
Токкату Баха и
одновременно с Игорем Бельским сочинил балет под названием
Седьмая симфония, только взял не
Ленинградскую Шостаковича, а «детскую» симфонию Прокофьева. Программа выглядит вызывающе даже по меркам оттепели: не стоит переоценивать передовой настрой советских теоретиков «симфонизма», они сразу вменили автору «непонятное пристрастие к бессодержательному, абстрактному танцу». Зато одобрили равелевское
Болеро, которое Газиев поставил в том же 1961 году, что и Морис Бежар. В танцах артистов, с головы до ног выкрашенных морилкой, увидели манифест начавшейся тогда деколонизации Африки. Газиев сомневался: «Скорее всего, это пластика в ее различных проявлениях».
Болеро запомнилось единственным случаем в истории театра, когда пришлось бисировать весь балет целиком.
Газиев поставил в Перми 11 балетов и несколько миниатюр для хореографического училища, где он работал после театра — в том числе для ученицы средних классов Надежды Павловой. Сохранилось только
Детское па-де-де. Однако именно Марат Газиев сделал Пермский балет не пунктом проката столичного репертуара, а самостоятельным художественным организмом, авторским театром. Его работа еще ждет исследователей.
смотри также Шахматы